ПРАВОСЛАВИЕ, САМОДЕРЖАВИЕ, НАРОДНОСТЬ

Такое вступление к вопросу о православном воззрении на семью должно показывать, конечно, что значение ее очень высоко в понятии православного. Действительно, христианство освящает семью, но при этом оно же и полагает границы тому, что в семье есть, так сказать, материалистического. С одной стороны — Авраам и семя его, с другой, по словам Спасителя, Бог может из камней воздвигнуть чада Аврааму, т. е. иначе — вызвать к жизни людей, которых духовное родство с Авраамом будет вполне равное родству по плоти. Это то духовное родство ставится Евангелием настолько выше плотского, что последнее, не теряя значения, несомненно уступает место первому или точнее, умеряется им до пределов почти лишь служебных [по отношению к] делу органического сопоставления людей и их, так сказать, практической группировки. Всечеловеческое братство с единым Отцом Небесным — вот евангельский идеал; такому идеалу семейное начало не должно мешать проявляться; абсолютный Отец — Бог, а земные отцы — родители, не более, и их обязанность должна заключаться в том, чтобы внушать детям ту безграничную любовь к Отцу Небесному, при которой отношения к людям сами собой сделаются общебратскими. Начало плотской семейности настолько само по себе прирожденно человеку, что его нет нужды разогревать. Оттого в дохристианском мире оно и господствовало исключительно, лишь в некоторых случаях уступая любви к родине; но христианское понятие отношений человека к семье уступает высшей обязанности «оставить отца и матерь и идти в след Христа», т. е. подчинять семейность, естественную обязанность, высшей семейности во Христе, при которой единоверие есть настоящая семейная связь всех объединенных во Христе, и через него усыновленных Богу. В сущности братьями и матерью должны почитаться те, которые не по плоти нам таковы, а творящие волю Отца Небесного.[43] Отсюда у православно-мыслящего народа семейная связь никогда не станет поперек обязанностей человека к братьям — людям, а наоборот, понятие о братстве переносится им на всех людей; и даже в самом общественном строе он проявит ту расширенную семейную организацию, при которой Царь — будет Батюшкой, а все люди братцы.[44] Семейный строй есть основа не только государственного, сравнительно грубого строя, но и всей культуры, так как в нем вырабатывается и вся народная этика, выражающаяся в определении взаимоотношений элементов всякого человеческого общежития, состоящих из супругов, отцов и детей; а два последние суть представители старших вообще и младших вообще — иначе выразители отношений поколений, совместно живущих и взаимодействующих в общественном организме. Когда семья, в своем кругу, правильно устанавливает взаимное положение своих составных частей, то этот же порядок проникает [охватывает полностью] и все здание, построенное на семье, т. е. общество и государство. На отношении жены и мужа в семье вырабатывается и представление о роли женщин и мужчин в общественной вне-семейной жизни. Если в семье жена видит в муже главу, в зависимости от церковной традиции (предания) о создании жены, как помощницы мужу, то и в общественной жизни женщина не будет добиваться гражданско-политического равноправия, и наоборот: если в семье муж не почитается главой жены, то нельзя и в мире сохранять ему преобладающей роли. Но, с другой стороны, равноправность в общественной жизни влечет за собой умаление роли жены в домашнем быту, потому что политическое равноправие влечет уравнение в домашнем быту мужчины с женщиной, фактически до сих пор всегда господствующей в доме, как созидательницы самого дома, дающей ему его членов актом их рождения. Оттого в языческой древности идея дома-очага всегда была олицетворяема в божестве женского рода, там где божества вырабатывались до полной индивидуальности. У славян идея дома выражается мужским гением [духом покровителем], домовым. Но он, как нам известно, олицетворяет не домашнюю жизнь, а идею дома как семьи, в ее, так сказать, физиологическом отношении; домовой — дед, в нем выражается почитание предков, а не «самого семейного строя». Раз Церковь признает жену как помощницу мужа, отношения их ясно определяются. Но так как в это понятие главным фактором входит и всепроницающая заповедь о любви, то положение помощницы любимой тем, кому она призвана помогать, и любящей «помогаемого», делает то, что на этой почве вопрос о главенстве получает себе самое благое разрешение. Понятие о формальном равноправии предполагает под собой оскудение или отрицание любви, которое в конце приводит и к отрицанию самой семьи, как союза любви (не в смысле похоти), и замене ее так называемой свободной любовью, иначе торжеством одной чувственности; она же, если бы раз превозмогла, то окончательно поставила бы женщину в самое невыгодное положение, потому что тогда все основалось бы на одной физической силе, в которой, конечно, преимущество всецело не на стороне женщины. Победа начала равноправия, без начала любви, для женщины была бы гибельна. Живая, совместная, всяческая деятельность непременно предполагает восполнение одного другим; даже самая грубая ее форма (к тому же даже не свободная), солдатчина, основана на том же начале. Грубая и бессмысленная сила (и тем более сильная физическая, что бессмысленнее и безвольнее) мускулов соединяется с силой ума в лице начальника. Чем безвольнее солдат и чем умнее начальник, тем совершеннее тот союз, который называется войском. Мужчина ищет в женщине утешение, а женщина — опору. Если бы они взаимно давали друг другу только утешение, то по получении ее разошлись бы (чего и желают адвокаты свободной любви); если бы только опирались друг на друга, то, наверное, стали бы друг для друга утомительны, потому что опора все-таки стеснение, а стеснение, не искупаемое чем-либо, вызывает ее отрицание. И поэтому люди равного ума, равной воли, равной чувствительности и т. д. никогда не составляют взаимодействующих [союзов], и это ярко подтверждается тем, что люди одной профессии почти всегда враждуют друг с другом, особенно служители науки или искусства.

Замечательно, как русский народ мало обращает внимания на плотское родство, до братства включительно, а вместе с этим как сильно он подчеркивает родство духовное, крестовое, а рядом с этим, как он сильно подчеркивает родство духовной (крестовое); и затем распространяет названия брат, дядя, тетка, батюшка самым щедрым образом.