ОСНОВЫ НЕОГРАНИЧЕННОЙ МОНАРХИИ

Трудно разобраться в огромном количестве партий и подпартий, действующих в Испании. Когда была провозглашена республика, народ не понимал даже, что значит слово республика. Окончивший курс на юридическом факультете в Мадриде, искавший место судьи, обращаясь к г. Яковлеву, говорил, что, так как у него жена и трое детей, то он теперь за монархию, а когда власть перейдет в руки республиканцев, то он будет республиканцем. «Политика, - говорил один полковник, - для нашего брата необходимая вещь, не то вечно останешься адъютантом. Во время же переворота я сразу попаду в полковники, а там и в генералы». Приверженностью к партии революционеров отличаются неудавшиеся артисты, драматурги и вообще писатели. Это люди обозленные, голодные, их особенно занимает кровавая сторона дела. Они говорят с пеной у рта о своих счастливых соперниках, находящихся у власти.

Haряду с этим политиканством идет страшное нищенство бок о бок с детской проституциею; с другой стороны — невообразимая продажность чиновничества и судей, произвол в распоряжениях и решениях и т. п. прелести жизни. Политика в Испании ничего не щадит, ни заслуг, ни способностей. Поэтому, на казенную должность испанец смотрит, как крестьянин на арендную землю: поскорее выжать все, что можно, а там хоть трава не расти: придет новый барин, все равно прогонит! У г. Яковлева в его книге есть страницы, посвященные испанскому правосудию (стр. 367), от которых просто волосы становятся дыбом. И вот, под аккомпанемент голода, страданий, разврата, извращения нравов кровожадными зрелищами, убийственной неправды в администрации и правосудии, продажности печати, депутатов и министров, при глубоком невежестве всех классов народонаселения, раздаются «блестящие» речи различных ораторов-трибунов о необходимости все большего и большего расширения избирательного права! Под влиянием всех этих виденных явлений, г. Яковлев, глубоко изучивший весь строй жизни западноевропейских держав, невольно восклицает:

«Я убежден, что «свободный» французский гражданин, имеющий право избирать своих представителей, но живущий как крот в подземельях каменноугольных копей, не зная ни отдыха, ни праздников, при его потребностях гораздо несчастнее какого-нибудь марокканского раба».

С своей стороны я скажу, что жизнь Испании пошла таким отрицательным путем и привела к таким печальным результатам и к такому общественному и индивидуальному разложению потому, что в основании ее не было положено воспитания и образования народа путем церкви и власти. Общественное же самосознание не пришло к этой идее и не прониклось таким убеждением потому, что политиканство вечно разъедало социальный организм государства. Нет никакого сомнения, что покуда у его кормила правления будет стоять глубоко невежественная масса народа, и в будущем нельзя ожидать поворота к лучшему. Для спасения жизни этого народа, ему необходима абсолютная власть, сильная, твердая и незыблемая, которая взялась бы за перевоспитание и образование народа путем религии и науки. Легкомысленное отношение к вопросу власти в государстве, построение всякой политической теории на принципе «дай и мне», непонимание священной теории, что власть может быть только от Бога — приводят к тому ужасному результату, что лучшие люди страны, великие духом и образованием, сами, не ведая, что творят, разбивают своих кумиров, светочей человечества, убивают литературу и всю духовную жизнь человека, тянутся... в объятия невежественной массы, останавливаются, когда уже поздно, и сходят в могилу с разбитыми надеждами, верованиями и идеалами...

IV

Жизнь Америки представляет собою лучший пример того, до какой степени может дойти проявление животных требований человека как в индивидуальной, так и в общественной его жизни, если тому способствует политический строй государства, т. е. если массе народа, не стоящей на высоте образования и развития данного века, будет предоставлено самоуправление. Весьма естественно, что жизнь вырабатывает те начала, которые положены в ее основание, и, если в основании лежат невежество и стремление к удовлетворению своего тела, то и в общественной и государственной жизни должен получиться тот же результат. Власть, вышедшая из данного болота, должна заключать в себе все специфические качества этого болота. Допустим, что кабатчики выберут из среды своей представителя. В чем заключается интерес кабатчиков? Им нужно, чтобы их торговля развивалась бы все шире и шире, и чтобы таким путем они получали бы все более и более матерьяльных выгод. Какие средства будут пущены для этого в ход, т. е. для все большего спаивания народа — им решительно все равно, так как в них нет высокого нравственного устоя, а есть только личный эгоистический материальный рассчет. Какие же, следовательно, начала будет проводить в жизнь их представитель? Очевидно те же самые, т. е. будет воплощать в жизнь их материальныя требования. Получается развитие чистого матерьялизма, полное отсутствие духовной жизни, падение литературы и эстетических требований, развитие внутренней пустоты, в которой гибнет образ «человека» и, наконец, развитие страшной бедности, так как в матерьялистическом режиме нет места заповеди — «люби ближнего, как самого себя». Такой грустный, тяжелый и даже ужасающий результат мог получиться только вследствие противоречивого с философской точки зрения и бессмысленного начала, что «власть должна исходить от тех, над которыми нужна власть». Если над ними нужна власть, то как же она может исходить от них? В этом положении решительно нет никакой логики и никакого смысла. Если детям необходима родительская власть, то как же она может исходить от этих же детей? Если членам данного общежития необходима власть, то, следовательно, эти члены сами управлять собою не могут, т. е. и не могут создавать себе власти. Очевидно, что их избранники не будут представлять собою власти, а будут только исполнителямиих воли. Следовательно власти, как начала двигающего и руководящего, вследствие таких оснований жизни, не должно быть, a могут быть только исполнители воли всех. Но что такое «воля всех»? Прогресс жизни человеческой, сколько бы мы не проникали историю, всегда выражался не равномерно в массе, а всегда выделял из себя отдельных лиц, которых осенял Божественным перстом развития и познания, а за этими отдельными лицами выделял целые классы народа, которые мы теперь называем интеллигенциею. За этими классами стоит целая масса невежественного народа, недалеко отошедшего от дикарей. Таким образом, если власть будет выражением всех, то получится регрессивное движение, так как невежественная масса, благодаря своей численности, а следовательно и силе, перетянет к себе и этих отдельных людей и эти отдельные классы, т. е. интеллигенцию, нивелирует их и окончательно уничтожит все следы высокой цивилизации духа прошлого. В построении одних матерьяльных расчетов получится Вавилонская башня, а с нею и Вавилонское столпотворение. Если такого рода результат есть идеал прогрессистов новейшей школы, то пусть они возрадуются, взглянув на жизнь Америки.

«Торговля, торговля и торговля, business и business; вот все, что видишь с утра до вечера в Нью-Йорке, - говорит Генр. Сенкевич, - о чем непрестанно слышишь и читаешь. На первый взгляд это не город, заселенный известною национальностью, а просто собрание купцов, промышленников, банкиров, чиновников, — космополитический выскочка, импронирующий величиною, движением, развитием торговли, вместе с тем страдающий односторонностью общественной жизни, не творящий ничего, кроме денег. Одна улица похожа на друтую, везде движение, шум, толкотня, экипажи и омнибусы; жители суетятся с лихорадочным румянцем на щеках, точно помешанные».

Эрнест Ренан сказал, что, если вы хотите достигнуть материальных благ и возможности пользоваться этими материальными благами, то вы должны прежде всего от них отказаться. Это изречение на первый взгляд кажется неверным и не достаточно понятным. Но если вдуматься в него и проверить его на явлениях жизни, то оно делается совершенно бесспорным. В погоне за наживой, за этими матерьяльными благами, человек теряет, с одной стороны, вкус и понимание и делается той свиньей, перед которой рассыпается бисер, а с другой — через односторонность своего мозгового направления, он теряет свежесть мышления, засоряет источник вдохновения и прогрессивного развития мысли. В результате получается умственное оскудение, что и отражается в жизненной борьбе, и в достижении тех же матерьяльных благ этого матерьялиста перегоняет идеалист. Такое изречение с удивительной точностью подтвердилось и в жизни американцев.

«Выставки в оных магазинах необычайно богаты, но устроены безвкусно. На тротуарах,  пред зеркальными стеклами, красуются кучи copy. Город весь загрязнен, скверно вымощен, местами стоят лужи черной грязи, не могущей уплыть по засоренным стокам к морю. Масса бумажек, газетных клочков, корок от яблок и апельсин валяются везде, как на тротуарах, так и на середине улицы. В довершение всего, как удивительная ирония судьбы, как пародия этой жизни, как эмблема американской жизни, по улицам, среди великолепных экипажей, прохаживаются свиньи, неизвестно кому принадлежащие, с обрезанными ушами. На некоторых улицах часто валяются дохлые собаки, что не только не возмущает американцев, но на распухших трупах собак ничем не пренебрегающий янки наклеивает свои объявления».

Существуя исключительно для еды, они в то же время не едят по-человечески, а просто жуют и глотают, как жует и глотает всякое жвачное существо.

«По их обычаю, пред каждым гостем здесь ставят сразу множество фарфоровых мисок с различной едою. Тут перед вами сразу суп, мясо, рыба, яйца, пудинги, помидоры, картофель, мороженое, земляника, яблоки, миндаль, кофе, одним словом неисчислимое количество яств в малых дозах. Благодаря такой системе вся пища холодная, застывшая, даже и в наилучших ресторанах. Американская кухня самая гадкая в свете. Тут не заботятся, чтобы было вкусно и красиво, а только бы было съедено скорей, чтобы можно было вернуться к business».

Человеческий образ совершенно теряется среди американцев, вечно занятых наживанием денег. Европейцу, да еще сколько-нибудь воспитанному, прямо невозможно проводить время среди американцев — до того их вкусы, обращение с людьми и привычки отвратительны.

«Вечером все занятия кончаются, наступает время обеда и затем отдыха. Каждый, принадлежащий к среднему классу, достает тогда из кармана кусок табаку, отрезывает известную часть ножом и начинает жевать с наслаждением. Единовременно с этим, он восседает на качальное кресло, задирает ноги на стол или на окно и, не оставляя ножа, режет, что подвернется под руку, будь это ручка кресла, или оконная рама; если это в саду, то решетку веранды, наконец, стол или что угодно. Страсть к струганию доходит до того, что многие нарочно носят с собою куски дерева. Посмотрите на первое попавшееся собрание мужчин и вы увидите, что большая часть систематически двигает губами, точно жвачное животное, и ежеминутно сплевывает отвратительный соус, причем их щеки как будто вздуваются от запиханной жвачки.

Американцы после обеда никогда не благодарят друг друга; при свидании ограничиваются простым кивком головы; во время разговора вечно держат один другого за пуговицы или борты у сюртука, что распространено даже между господами и прислугой; наконец, не снимают шляп даже в гостиных, а сюртуки сбрасывают и при дамах.