Барклай-де-Толли – полководец, непонятый современниками

Изучив общую дислокацию войск на западных рубежах, Барклай понял, что необходимо создать на западе три армейские группы – Северную, Центральную и Южную. Самой сильной должна была стать Северная группа, расположенная между Вильно и Гродно, где вероятнее всего могло произойти вторжение главных сил противника. Второй по численности планировалась Центральная группа, сосредоточенная в районе Белостока и Бреста. Южную группу решено было размесить в районе Луцка. Все эти группы должны были носить мобильный характер и помогать друг другу в случае необходимости. К моменту вторжения Наполеона 1-я Западная армия под командованием Барклая состояла из 127 тысяч человек при 550 орудиях. Ему противостояли главные силы французов под командованием самого Наполеона, насчитывающие 218 тысяч человек при 527 орудиях. Кроме того, на левом фланге «великой армии» находился 33-тысячный корпус, которому необходимо было овладеть Ригой. Им командовал маршал Жан Этьен Макдональд, также как и Барклай по происхождению шотландец, потомок эмигрантов – сторонников Стюартов, в свое время разбитый А.В.Суворовым под Треббией. Центральна группа французской армии под командованием пасынка Наполеона Эжена Богарне была сосредоточена у Полоцка и имела в своем составе 82 тыс. человек при 218 орудиях. Ей противостояла 2-я Западная армия, насчитывающая 50 тыс. человек при 170 орудиях. Ею командовал генерал от инфантерии князь П.И.Багратион – любимый ученик А.А. Суворова. Южная группа войск под командованием брата Наполеона Жерома Бонапарта, короля Вестфалии, состояла из 78 тыс. человек при 159 орудиях. Против нее была развернута третья армия под командованием генерала от инфантерии А.П. Тормасова. Кроме того, на юге под командованием адмирала Чичагова, находилась Дунайская армия из пятидесяти тысяч человек. Общая численность вооруженных сил России достигала 591 тыс. человек, но эти войска был и разбросаны по всей территории страны, а также на турецкой границе, на Кавказе, в Финляндии, в Закавказье, и в многочисленных гарнизонах вплоть до Камчатки. Барклай прекрасно понимал, что вести наступательные операции с такими разрозненными силами, губительно для армии. Во всяком случае, он занял единственно возможную отступательную позицию. Его армия отступала в полном порядке, умело ведя арьергардные бои и нанося противнику внезапные удары. Один из офицеров его армии писал в своем дневнике, что главнокомандующий «не дал отрезать у себя ни малейшего отряда, не потерял почти ни одного орудия, ни одного обоза, этот благоразумный вождь, конечно, увенчает предначатия свои желанным успехом». Как не похоже это благоразумное отступление с паническим бегством Красной Армии в 1941 г. А ведь товарищ Сталин утверждал, что он повторяет линию Кутузова (но ни в коем случае не Барклая де Толли) в 1812 г. А.Н. Сеславин, один из вождей партизанского движения, впоследствии писал: «Он первый ввел в России систему оборонительной войны, дотоле неизвестной. Задолго до 1812 г. уже было решено, в случае наступления неприятеля, отступать…завлекая, таким образом, внутрь России, вынудить его растягивать операционную свою линию, а через то ослабевать, теряя от недостатка в съестных припасах людей и лошадей… С первого шага отступления нашей армии близорукие требовали генерального сражения; Барклай был непреклонен. Армия возроптала. Главнокомандующий подвергнут был ежедневным насмешкам и ругательствам от подчиненных, а у двора – клевете. Как гранитная скала с презрением смотрит на ярость волн, разбивающихся о подошву ее, так и Барклай, презирая незаслуженный им ропот, был, как и она, неколебим в достижении предложенной им великой цели».

Барклай понимал, что бесконечное отступление невозможно. Но он полагал, что до соединения основных сил русской армии оно необходимо. Между тем, отношения между командующими армиями складывались не лучшим образом. Все три командующих имели одинаковое воинское звание, но Тормасов получил чин генерала от инфантерии на восемь лет раньше главнокомандующих 1-й и 2-й арм иями. По правилам чинопроизводства это считалось очень важным при определении старшинства. Очень сложными были отношения между Барклаем и Багратионом. Человек прямой и честный, горячий и бескомпромиссный, придерживающийся наступательной тактике Суворова, он не понимал происходящего и не мог примириться с беспрерывным отступлением. Уже 1 июля в письма Царю он настоятельно требовал дать Наполеону генеральное сражение. После отступления от Витебска он написал Барклаю письмо, полное упреков, утверждая, что его отход от Витебска открывает французам дорогу на Москву. Он даже пытался добиться того, чтобы его горячий единомышленник Ермолов стал начальником штаба 1-й армии. Но Ермолов как дальнозоркий стратег не смог согласиться с Багратионом и позднее писал о Барклае: « Несчастлив он потому, что кампания 1812 года не в пользу его по наружности, ибо он отступает беспрестанно, но последствия его оправдывают. Какое было другое средство против сил всей Европы?.. Я защищаю его не по приверженности к нему, но точно по сущей справедливости». А «Справедливость» была такова, сто к Смоленску подошла ровно половина «великой армии». За это время Наполеон потерял и оставил в тыловых гарнизонах 200 тыс. человек. К этому времени отношения между двумя полководцами, казалось бы, начали нормализоваться. 1-я и 2-я армии соединились. Барклай и Багратион встретились. Барклай в полной парадной форме дружески обнял Багратиона. 22 июля он писал Царю: «Отношения мои с князем Багратионом наилучшие. В князе я нашел характер прямой и полный благороднейших чувств патриотизма. Я объяснился с ним относительно положения мер, которые надлежит принять. Смею даже заранее сказать, что доброе единогласие установилось, и мы будем действовать вполне согласно». Соединение двух армий было радостно воспринято солдатами и офицерами. Барклай и Багратион на виду у всех обменивались крепкими рукопожатиями и дружескими улыбками. Барклай отдал приказ о подготовке к сражению, а 23 июля был созван военный совет, в котором участвовал Великий князь Константин Павлович, начальники штабов и квартирмейстеры обеих армий. Однако, ситуация изменилась. К Наполеону со всех сторон к Смоленску стягивались войска. Барклай отнесся к немедленному наступлению не столь безоговорочно как за два дня до этого. Закрывая военный совет, он произнес следующие слова: «Император, вверив мне в Полоцке армию, сказал, что у него другой нет. Я должен действовать с величайшей осторожностью и всеми способами стараться избежать ее поражения».

На следующий день обе армии все же выступили навстречу французам. Под Смоленском 180-тысячной армии Наполеона противостояло 120 тыс. русских. Барклай мучительно размышлял, можно ли при таком соотношении сил надеяться на успех и не решился дать генеральное сражение. Он приказал армии Багратиона оставить Смоленск, а сам остался прикрывать его отход. Наполеон бросил на штурм Смоленска три корпуса Нея, Даву и Понятовского. Но русские войска стояли непоколебимо. Потери французов приближались к 20 тысячам. Багратион, Беннигсен и Великий князь Константин Павлович требовали перейти в наступление. Однако, взвесив все обстоятельства, Барклай приказал оставить Смоленск. Отступление окончательно испортило взаимоотношение Барклая и Багратиона. В письмах к Царю, к Аракчееву, исполнявшего обязанности военного министра, ко всем военачальникам Багратион требовал поставить над армиями другого полководца, который бы пользовался всеобщим доверием и, наконец, прекратил бы отступление. 5 августа Император поручил решить вопрос о главнокомандующем специальному комитету, который обсудил пять кандидатур – Беннигсена, Багратиона, Тормасова, и графа Палена. Пятым назвали Кутузова, и его кандидатура была признана единственно достойной столь высокого назначения. Император принял окончательное решение 8 августа. Получив назначение, Кутузов написал письмо Барклаю, в котором уведомлял Михаила Богдановича о своем скором приезде в армию и выразил надежду на успех их совместной службы.

17 августа Кутузов прибыл в деревню Царево-Займище, куда к этому времени подошла почти вся 1-я армия. Барклай сдал командование внешне спокойно. Однако его самолюбие было уязвлено. Впоследствии он писал Царю: «Избегая решительного сражения, я увлекал неприятеля за собой и удалял его от всех источников, приближаясь к своим; я ослабил его в частных делах, в которых я всегда имел перевес. Когда я почти до конца довел этот план и был готов дать решительное сражение, князь Кутузов принял командование армией». Кутузов застал войска готовящимися к сражению - шло строительство укреплений, подходили резервы, полки занимали боевые позиции. Кутузов объехал ликующие войска и…отдал приказ отступать. Он не хотел рисковать и не мог допустить, чтобы его разбили в первый же день приезда к армии. 25 августа главные силы 1-й и 2-й армий вышли на большое поле, лежащее в 124 км от Москвы между Старой и Новой Смоленской дорогами. В центре поля раскинулось село Бородино и деревня Семеновское. На пространстве примерно в 50 квадратных километров наконец-то сошлись две армии, примерно равные друг другу по силам: русских было около 120 тыс., французов – около 135. Накануне сражения Барклай и преданный ему генерал А.И.Кутайсов, начальник артиллерии 1-й армии, провели ночь в крестьянской избе. Барклай был грустен, всю ночь писал. Кутайсов, напротив шутил, болтал и смеялся. Он не знал, что завтра его убьют, и он не доживет 4 дней до своего 28-летия.