СВЯЩЕННАЯ МОНАРХИЯ И СЕКУЛЯРНОЕ ГОСУДАРСТВО

Говоря очень просто, мы живем в миpe, враждебном христианскому Домостроительству. Секулярное демократическое государство, это орудие прогресса, и не есть политическая структура, пpиятная Христу и Его Церкви. Что до демократии, то она не была бы возможна без секуляризации, и это - не без иронии: ведь если вeрить марксистам, то когда-нибудь прогресс упразднить демократию и всякую форму государственного правления. В обозначенной марксистами ситуации моральной ответственности и полной свободы отпадает нужда в политических институциях. Таким образом, им не останется места в «раю трудящихся».

III

Историческая эволюция западной политической системы от монархии к демократии есть также процесс секуляризации (расцерковления). По мере того, как на выборах власть переходила от правящих к подчиненным Бог и христианские ценности оказывали все меньшее влияние на образ жизни и мысли западных людей. Власть больше не воспринимается как ниспосылаемая Богом Своему Помазаннику для благодатного руководства народом, и вполне очевидно, что государство более не имеет образа Христа.

Современная политическая ситуация противоположна той, которая преобладала при христианских. императорах - или даже при любой монархии. Святой Константин основал христианскую Римскую, societas christiana, в которой две власти: царская и церковная (imperium и sacerdotium), правили народом, составляя единое политическое целое. В этом заключается символика двуглавого византийского орла, эмблема, принятая и русскими царями, когда Москва, этот «третий Рим», стала наследницей Константинополя, «второго Рима», захваченного турками в 1453 году[4].

Христианский Рим, русский и византийский, был построен по образу Богочеловека Христа. Отношение между Империей и Церковью после их соединения было сравнимо с соотношением между человеческой и божественной природами Христа, согласно определению Вселенского Собора в Халкидоне (451 г.). Они соединялись, не теряя при этом своей индивидуальности, при этом учитывалось, что однажды Император умрет, а Церковь пребудет вечно. Это была симфония правления Императора и священства, как об этом писал в 6-ой новелле император Юстиниан. Они сотрудничали, управляя Империей без того, чтобы Император вмешивался в доктрину, а священство в политическая решения.

Христиане Римской Империи верили, что их Империя, основанная на религии, обращенной ко всем людям, должна объединить всю землю. Имперские стремления тех времен были связаны с истиной христианской веры, потеря которой сделала все права Империи недействительными. Римские папы, к примеру, в средние века лишали «греческих императоров» титула «римских» и отрицали их право на власть, исходя из того, что, по их мнению, греки не имели истинной веры. Так же и православные отказывали «латинянам» или «франкам», как они тогда называли западных людей, в праве принимать какое-либо участие в римском правительстве в связи с тем, что «латиняне» утратили веру во Христа. Поскольку смысл существования Империи заключался в вечном спасении ее подданных, то без правой веры никто не мог претендовать на власть в ней.

Христианский Император был монархом, которому в мире не было подобных. Он был vicarius Christi: наместник Христов. Его коронация была таинством, поскольку он помазывался на царство подобно Саулу, Давиду и Соломону с тем, чтобы защищать Божий народ и править им. Он венчался со своей Супругой-Империей и становился ее «мессией» и спасителем. Империя была его телом, его «вторым мистическим телом», по выражению профессора Канторвича[5]. Отметим при этом, что глава христианской Римской Империи должен был быть мужчиной, как Иисус из Назарета. Женщина не могла царствовать от своего имени и, насколько мне известно, этого не случалось до Петра Великого. Мы скоро увидим, что сделало возможным такую ломку традиции.

Император был также больше, чем мирянин. Его одежды походили на облачения епископа. Русские государи получили свои царские регалии от византийского императора Константина Мономаха в XI веке. Церемония священного коронования царей имела литургический характер. Патриарх помазывал государя святым миром, и это знаменовало священный и мессианский характер его служения, как правителя Народа Божия. Царь олицетворял мирское «царственное священство», о котором говорят Апостолы. Его положение Божия слуги давало ему привилегию во время Божественной Литургии входить в алтарь через царские врата и, подобно епископу и священникам, своими руками принимать Святое Причастие. Этим совершенно явно подчеркивалось, что его авторитет не был лишь политическим, но и духовным. От царя ожидалось, что он будет свят, чтобы вести к святости свой народ.

В качестве «отца своего народа» царь должен был делать больше, чем вершить правосудие, вести войны и противиться злу. Он должен был помогать вдовам и сиротам, одевать и питать бедных и защищать Православие. Иначе говоря, приносимая им при коронации клятва обязывала его к человеколюбию, подобному Божественному Промыслу. С другой стороны, народ был должен ему повиноваться, как сын повинуется своему отцу. Никакой православный человек не требовал «своих прав», он покорно исполнял свой долг перед Богом, Царем и народом. От своего же правителя народ ожидал хранения их общей виры, а не «жизни, свободы и собственности», о которых говорить Джон Локк.

Западные историки и философы не поняли православного мира. Они всегда приписывают странные, а иногда и просто циничные побудительные причины словам и действиям православных правителей. Они, например, объясняют чисто политическими побуждениями «Поучение» и «Молитву» Владимира Мономаха, которые на самом деле отмечены его глубокой религиозностью, как и его благочестивое письмо Олегу, сыну Святослава. В приказе великого князя Василия заключить в тюрьму предавших Православие участников Флорентийского собора, они видят лишь фанатизм и слепой страх. Только жаждой власти они способны объяснить Астраханский и Казанский походы Иоанна Грозного, предпринятые им против мусульман. Прекрасный гимн, сложенный Феодором Иоанновичем Пресвятой Богородице, они считают лишь суеверным, если даже не лицемерным. Наконец, Крымскую войну западные историки расценивают, как поражение русского империализма, не допуская при этом, что царь Николай I желал исполнить свою священную миссию.

Вероятно, эпоха Петра Великого дала Западу основание судить русской монархии с тем же макиавеллианским скептицизмом, с каким он привык судить о своих правителях. Можно безошибочно утверждать, что именно с Петра I начинается долгий период духовного упадка русских правителей. Он начал процесс «озападнивания», т. е. расцерковления, что и привело в конечном счете к ужасающему атеизму и большевицкой революции. Для того, чтобы дать России новую ориентацию, Петр I должен был изменить саму природу монархии. Как говорит профессор Чернявский, Петр I извратил монархическое «богословие». Царь более не отражал собою человеческую природу Христа, но стал бесполым правителем; и, подобно тому, как на Западе после протестантской реформы, женщина могла восседать на троне, в XVIII веке Россия была под властью двух Екатерин, Анны и Елисаветы, и это несмотря на сопротивление Церкви. Хорошо ли, плохо ли они царствовали, не в том вопрос. Христианское общество уже не было прежним, как о том свидетельствует начавшийся разлад между разными сословиями.

Императоры и императрицы становились все мeнеe и мeнеe отеческими, а Россия все менее походила на единую семью. Вместо духовной, власть становилась юридической, управление оказывалось в руках французов и немцев или же русских, потерявших свою веру. Аристократия веры и любви превратилась в аристократию хитрости и силы. Франкмасоны, библейские общества и теософы захватили Святую Русь, ее духовные академии и семинарии изрыгали рационализм и скептицизм, пришедшие с Запада, народ был недоволен и в растерянности.

IV

Православная Церковь всегда жила при монархии с тех пор, как Господь основал ее вот уже почти две тысячи лет тому назад. Сначала это была Римская языческая монархия, а затем - священная. Некоторые утверждают, что поскольку Церковь пребывает в мире, будучи сама «не от миpa сего», то ей безразличны политические структуры и она не должна иметь никакой с ними связи. При этом ссылаются на то, что Бог первоначально хотел отказать древним евреям в царе, а Православие есть новый Израиль. Для доказательства того, что демократия якобы является для Церкви наиболее благоприятной политической системой, предлагают и такой довод: поскольку демократия секулярна, она предоставляет Церкви свободу действий, исключающую принуждениe, возможное со стороны императорской власти.

Попробуем ответить на это. Для начала подчеркнем, что для Православия важно жить при правительстве, которое не враждебно ему и, более того - которое благоприятствует его физическому и духовному росту. Мир принадлежит Православию, как принадлежит он Богу, поэтому Православие должно соединиться с миром, чтобы освятить его и освободить от власти диавола. Ведь если Господь заповедал обратить «все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святого Духа» (Mф. 28, 19), то мы должны допустить, что и правительства всех этих наций призваны также стать христианскими. Поэтому слова «не от мира сего» не следует слишком упрощенно применять ни к Церкви, пребывающей среди миpa, ни к народам, обращенным в христианство. И затем - если Бог желал отказать в царе древним израильтянам, то это потому, что Сам Он был их Царем и Владыкой, и правил ими через ниспосланный Им закон посредством судей, которых Он назначал - Гедеона, Самсона и др. И, наконец, мы подошли к последнему возражению. Мне трудно вообразить православную демократию, особенно современную демократию - с ее плюрализмом, индивидуализмом и секулярностью[6]. Ни одна из демократий не способна на обращенное к Богу молитвенное прошениe: «да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя, яко на небеси и на земли». Бог - Господь и неба, и земли. И, если небо и земля принадлежать Богу, то землею должен управлять помазанник Божий, а православному народу нужен православный правитель.

Поэтому мы можем утверждать, что ни один православный, достойный этого звания, не может не испытывать неудобства в обществе, которое не творит волю Божию. Каким образом можем мы, к примеру, примириться с обществом, в котором личная выгода есть первейшая побудительная причина любого действия и где неясность, ересь и скептицизм воспринимаются, как нечто положительное и творческое? Каким образом можем мы участвовать в правительстве, высшим авторитетом которого является смертный человек, в правительстве, которое подчас произвольно действует как антихристианское? Невозможно представить ce6е такую демократию, при которой весь народ смиренно подчинялся бы епископу. И еще хуже: нет ни одного секуляризованного общества, где в качестве культурного факта Христос был бы признан как Бог. Кстати, если даже предположить, что и в самом деле государство может походить на Христа, и если оно совершенно секулярно, то и Христос там будет мыслиться лишь как человек.