Статья

Редакция «Монархиста» в целом не разделяет младоросскую идеологию. Тем не менее, в этом номере, в рубрике «Русская публицистика» мы републикуем (с незначительными сокращениями) статью лидера младороссов Александра Казем-Бека. Во-первых, некоторые высказанные в ней мысли сохраняют актуальность и по сей день, во-вторых, современным монархистам полезно изучать наследие своих предшественников в эмиграции во всей его полноте, а в-третьих, предлагаемый текст позволит многим понять, что идеология младороссов состояла не только из лозунга «Царь и советы!».

«Непредрешенцы» безразлично относятся к монархии и республике главным образом потому, что считают их формами правления. В этом и коренится их заблуждение. Разумеется, вопрос формы правления – вопрос второстепенный. Гораздо важнее и существеннее самое содержание государственности. Содержание государственности создает ту или иную гражданскую этику, ту или иную общественную мораль. Если бы монархия и республика были основаны на одном и том же этическом принципе, то есть, если бы содержание, заключенное в них, как в форму, было одним и тем же, – можно было бы считать, что вопрос о монархии и республике есть вопрос лишь формы.

Однако самое поверхностное рассмотрение идеалов монархии и идеалов республики – то есть их содержания – приводит к логически неизбежному выводу, что природа монархии совершенно отлична от природы республики. Монархическая идея подчинена идеалу нравственному. В основу ее заложен закон этического, иррационального порядка. Республиканская идея подчинена идеалу умственному. В ее основу заложен закон рассудочного, рационального порядка. Поэтому если монархия и республика в их внешнем выявлении и могут быть признаны формами, то монархия – есть форма религиозного начала в государственности, тогда как республика – есть форма рационалистического начала. Такова сущность монархии и республика, так сказать, классического типа. Те или иные отклонения от общего правила, в зависимости от исторических эпох или национальных черт того или иного народа, этого правила не опровергают.

(Окончание. Начало в №№ 94, 95)

После катастрофы 1917 года

После 1917 года подход был радикально изменен. Имело место не «развитие» или «улучшение», а полный слом парадигмы. Осуществление революционных требований по созданию «единой школы» в 1920-е годы не просто ликвидировало «социальное неравенство», одновременно с этим оно фактически ликвидировало и само «продвинутое» образование как таковое.

Сопоставление сроков обучения, учебных программ и, самое главное, качества обучения в дореволюционных и послереволюционных школах показывает, что советская «средняя» школа, например, являлась преемницей не гимназий и других учебных заведений гимназического уровня (общий срок обучения в которых с момента поступления в начальную школу составлял 11-12 лет), а «высших начальных» учебных заведений со сроком обучения (включая начальную школу) 7-9 лет.

И дело не только в длительности обучения. Выпускник царской гимназии обычно имел уровень знаний по гуманитарным предметам (языки, историко-филологические, философские дисциплины, право), которого не достигали выпускники соответствующих советских вузов. Гимназический уровень по освоению математики и естественнонаучных дисциплин в СССР достигался только в единичных физико-математических спецшколах. Еще более существенно, что советская школа не давала той полноты и целостности образования, которая представляла гимназия через изучение математических, историко-филологических и философско-богословских наук, формировавшая основополагающие интеллектуальные и эстетические способности и целостное отношение к культуре и миру.

К вопросу о российской нации

Недавно на самом высоком уровне вновь была озвучена идея о формировании российской политической нации.

Инициатива естественным образом была встречена в штыки значительной частью общества, особенно – представителями русских национально-ориентированных объединений, что, впрочем, неудивительно. «Профессиональные» антикоммунисты углядели в этой идее попытку создать второй «советский народ».

Многие обрушились с критикой на само слово «россиянин». С.Говорухин, успевший за свою политическую жизнь покочевать от Демпартии России через «Отечество – вся Россия» и поддержку коммунистов до «Единой России», и вовсе назвал это слово «отвратительным». Националисты, разумеется, возмутились в том смысле, что «никогда мы россиянами не были, а только русскими».

Мне представляется, что такая реакция в значительной степени обусловлена эмоциональной, а не вдумчивой оценкой инициативы.

На протяжении 75 лет пореволюционной истории России события февраля-марта 1917 года оставались как бы в тени «Великого Октября». Советские историки представляли «вторую русскую революцию» довольно сумбурно и неправдоподобно: рабочий люд вышел на улицы Петрограда с криками «Хлеба!» и слабовольный монарх отрекся от престола. Все очень просто и совершенно непонятно.

Несмотря на то, что в последние 25 лет Февралю уделено несравнимо большее внимание профессиональных, полупрофессиональных и совсем непрофессиональных историков, разобравших ход «бескровной» буквально по дням, часам и чуть ли не минутам, по действующим лицам, городам и весям, по тому, кто, что и когда делал или не делал, за пределами исследований, как правило, остается, быть может, более важный вопрос: «Почему?» Каковы причины того, что генерал-адъютанты Императора и политики, искренне уверенные в монархичности своих взглядов, совершили именно антимонархический переворот? Являются ли заявленные ими причины истинными, а истинные – осознанными?

В этом номере мы републикуем статью известного эмигрантского литератора и публициста Григория Месняева, посвященную нравственному облику воинов Русской Императорской Армии.

14 июля 1904 года Высочайше был утвержден «Наказ русской армии о законах и обычаях сухопутной войны». В этом наказе, в той части, в которой он касался солдат, в частности, были такие пункты:

«2. Рази врага в честном бою. Безоружного врага, просящего пощады, не бей.

3. Уважай чужую веру и ее храмы.

4. Мирных жителей неприятельского края не обижай, их имущества сам не порти и не отымай, да и товарищей удерживай от этого. Жестокость с обывателями только увеличивает число наших недругов. Помни, что солдат – Христов и Государев воин, а потому и должен поступать как христолюбивый воин.

5. Когда окончилось сражение, раненого жалей и старайся по мере сил помочь ему, не разбирая – свой ли он или неприятельский. Раненый уже не враг твой.

6. С пленными обращайся человеколюбиво: не издевайся над его верою, не притесняй пленного и не трогай его имущества».

А как этот наказ преломлялся в жизни, на полях сражений, красноречиво говорит нижеследующее письмо, адресованное русской армии японцами. По-русски оно гласит:

(Продолжение. Начало в № 94)

Высшее образование

Аналогично с гимназическим, развивалась система российского высшего образования. На рубеже XIX-XX веков в Российской Империи обучалось чуть больше 40 тыс. студентов. В Германии, лидировавшей тогда в Европе, в 1903 году в университетах училось 40,8 тыс. человек, в высших технических учебных заведениях – 12,2 тыс., в специальных академиях – 3,9 тыс. На всех «факультетах» Франции в 1906 году училось 35,7 тыс. студентов, еще 5-6 тыс. обучалось в специальных учебных заведениях других ведомств и католических институтах. В университетах Великобритании в 1900-1901 годах училось около 20 тыс. человек, в учительских колледжах (training colleges в Англии и Уэльсе и colleges of education в Шотландии) – 5 тыс. Из этих данных видно, что система российского высшего образования по абсолютным показателям была сопоставима с системами других ведущих европейских стран. При этом российская система развивалась значительно быстрее. Между 1906 и 1914 годом имел место беспрецедентный рост. В итоге к началу I Мировой войны российская система высшего образования сравнялась с ведущими европейскими и по соотношению численности студентов к населению страны.

Число студентов высших учебных заведений на 10 тыс. жителей:

1899-1903 годы: Россия – 3,5, Англия – 6, Германия – 8, Франция – 9;

1911-1914 годы: Россия – 8, Англия – 8, Германия – 11, Франция – 12.

«В начале было Слово» (Ин. 1, 1). Именно с этих первых слов Евангелия от Иоанна мы, как это не покажется некоторым странным, позволим себе обратиться к теме монархической государственности, ее задач и преимуществ.

Как известно, человек, в отличие от всех остальных земных существ, обладает уникальным речевым аппаратом, позволяющим образовывать относительно большое количество разных звуков. Различное сочетание звуков, в свою очередь, обусловливает возможность создания десятков и даже сотен тысяч (совокупно в разных языках) слов, обладающих каждое своим отдельным и даже несколькими значениями. Соответственно уровень абстрактного мышления человека достигает высшей степени символизации.

Исполняется четверть века с того исторического момента, когда Глава Дома Романовых Великий Князь Владимир Кириллович первый и единственный раз посетил Родину, служению которой он отдал всю свою жизнь.

Он возглавлял Династию почти 54 года – дольше, что царствовал кто-либо из его Венценосных предков. И все это время Государь представлял подлинную, историческую Россию в изгнании, и думал о судьбах нашей страны после освобождения отбольшевицкого гнета, веру в которое он пронес сквозь все годы изгнания. Интересно проанализировать то, каким Великий Князь видел будущее посткоммунистической России, какие надежды от испытывал и чего опасался.

Vox populi

Известное латинское изречение Vox populi – vox Dei (Глас народа – глас Божий) некоторыми считается чуть ли не доказательством, что издревле народное волеизъявление почиталось как отражение Божественной воли. То, что изречение на латыни – понимается так, что это историческая позиция Церкви (как минимум, ее Западной части, исторически использовавшей в качестве литургического языка латынь).

Между тем, Священное Предание не сохранило никаких следов учения Церкви о демократии. Все дошедшие до нас толкования повествуют о государственной власти как власти Царской – земном подобии Небесного Вседержительства Господа.

Некое богословие демократии было сформировано протестантскими деноминациями, которые сами по себе к Церкви Христовой не принадлежат и, разумеется, на хранимое Церковью Предание никак не опираются. Попытки «адаптировать» протестантские наработки, предпринимавшиеся «православными» обновленцами, сколько-нибудь серьезными и успешными признать нельзя.

В разделе «Русская публицистика» в этом номере мы воспроизводим (с незначительными сокращениями) статью Р. Михневича, посвященную непредрешенцам. Этот материал сохраняет определенную актуальность и сегодня, в т.ч. в связи с существованием монархистов, «принципиально» уклоняющихся от какой-либо активной работы.

Может быть, кому-нибудь покажется и странным, что в нашем российском зарубежном мире существуют «борцы» за свою идею, не предрешающие ее победы, но, к величайшему сожалению, мы, пусть не особенно часто, все же встречаем их в нашей жизни.

Кто они? «Борцы», – отвечают нам сами. Они говорят нам, что они монархисты, но в то же время они и непредрешенцы. Как могут такие «борцы» за свою идею совмещать в себе эти два противоположных стремления, мы не знаем. Оставим же на их совести их кредо, может быть, настанет время, когда они поймут трагизм своего положения и откажутся либо от монархизма, либо от непредрешенчества.

Члены известных политических партий исповедуют свои идеи совершенно открыто, не прикрываясь фиговыми листочками непредрешенчества. Эсеры, эсдеки, монархисты прямо говорят о своих целях, которые они преследуют в борьбе за Россию. Но монархисты-непредрешенцы предоставляют решение судьбы своей Родины определить «воле народа» – этому общему, затасканному и туманному судье.